Сферы влияния Ричарда Дэвидсона. Физическое здоровье и болезни

Всемирно известный нейроучёный Ричард Дэвидсон хочет, чтобы вы знали три вещи: 1. Вы можете тренировать свой мозг так, чтобы он менялся. 2. Эти изменения можно измерить. 3. Новые способы мышления могут изменить ваш мозг к лучшему. Еще совсем недавно это звучало, как научная фантастика. Сегодня самый цитируемый в мире исследователь практики внимательности и его коллеги считают это чем-то само собой разумеющимся и продолжают свои передовые эксперименты в Висконсинском университете в Мэдисон.

Ваш мозг отличается от всех остальных органов вашего тела тем, что он рассчитан на постоянные изменения. «Мозг не является чем-то статичным. Он он все время меняется», - говорит Ричард Дэвидсон, профессор психологии и психиатрии в Висконсинском университете в Мэдисоне. «Неважно, что мы делаем - учимся игре в теннис или играем в Words with friends на наших телефонах - мы изменяем свой мозг, - рассказывает он с энтузиазмом. - Мозг - это не автомобиль, который выходит с конвейера и остаётся неизменным (кроме тех случаев, когда он разбит). Мозг продолжает меняться на протяжении всей нашей жизни». И Дэвидсон считает, что это очень хорошие новости.

Почему же «нейропластичность» - это настолько хорошая новость? Назовём одну очень весомую причину. Исследование Дэвидсона показывает, что если мы всего лишь 30 минут в день учим свой мозг делать что-то по-другому, это приносит реальный результат - и эти изменения можно не только увидеть на сканах мозга, но и измерить. Этими исследованиями занимаются 60-65 ученых, доктора медицинских наук, научные сотрудники и студенты магистратуры в “Центре исследования здоровых умов” (Сenter for Investigating Healthy Minds, далее - Центр ) в Вайсманском центре при Висконсинском университете в Мэдисоне, который Дэвидсон основал в 2008 году и стал его директором.

«Мы можем сознательно задавать то направление, в котором будут происходить пластические изменения нашего мозга, - говорит Дэвидсон, сидя в своем залитом февральским солнцем кабинете в Мэдисон».

«Например, когда мы фокусируемся на благих, здоровых мыслях и соответствующим образом формируем свои намерения, мы потенциально можем влиять на пластичность нашего мозга и эффективно изменять его таким образом, что это приводит к реальным улучшениям в нашей жизни. А из этого неизбежно следует, что такие качества, как душевность и благополучие, нужно признать навыками, которые можно развивать».

За широкими окнами его кабинета в университетском кампусе разливаются холодные снежные полотна, покрытые геометрическими тенями здания Вайсмановского центра, соединенного с «Центром исследования здорового мышления» и расположившихся по соседству госпиталя и клиники Висконсинского университета в Мэдисоне.

В середине зимы здесь в Мэдисоне стоит лютый холод, который контрастирует с теплом в отношениях между местными жителями. Стоит вызвать такси, как у вас обязательно спросят: «Вы не возражаете, если в машине будет еще пассажир и вы разделите оплату?». Во время сессий кажется, что университет буквально трещит по швам, но при этом ему удается сохранить домашний американский дух. Неудивительно, что именно здесь расположился Центр, занимающийся изучением практики медитации, а также исследованиями таких качеств нашего ума, как доброта, сочувствие и умение прощать.

Несколько минут, проведенных медитирующим в камере фМРТ, предоставят огромное количество данных, на анализ и интерпретацию которых уйдут месяцы работы.

Открытие этого центра ознаменовало личный и персональный триумф Дэвидсона. Когда он был студентом магистратуры в середине 1970-х, он шокировал своих профессоров тем, что уехал в Индию исследовать медитативные практики и буддийские учения. После трёх месяцев, проведённых в Индии и на Шри-Ланке. Дэвидсон вернулся домой совершенно уверенный в том, что будет заниматься исследованием медитации.

Но его профессора быстро избавили его от иллюзий, предупредив, что если у него есть хоть какие-то надежды построить научную карьеру, то лучше ему отказаться от мыслей о медитации и следовать более традиционному пути. Так Дэвидсон стал тайным практиком и нейроученым, посвятившим себя глубокому изучению человеческих эмоций.

По словам Дэвидсона, в те ранние годы исследования медитации не выглядели убедительно - это были экстравагантные попытки получить магические результаты, не соответствовавшие стандартным протоколам и не опиравшиеся на методологию предыдущих исследований в сходных областях.

Например, исследование, якобы обнаружившее связь между всплесками преступности и активностью практиков трансцендентальной медитации в одном из городов, надолго запятнало исследования медитации вообще и способствовало тому, чтобы в дальнейшем держать любые из них в секрете.

Он также говорит, что «наука и методы того времени не подходили для изучения тонкого внутреннего опыта». Им не хватало таких современных технологий, как фМРТ (функциональная магнитно-резонансная томография), которая позволяет получить движущуюся картину мозговой активности.

У них не было понимания эпигенетики - процесса, при котором структура наших генов может меняться на протяжении всей нашей жизни. “Но прежде всего, - добавляет Дэвидсон - нам не доставало понимания нейропластичности. Сейчас это общепризнанный факт: мозг - это орган, который меняется в ответ на опыт и, что особенно важно для наших исследований, - в ответ на тренировку».

Сотрудники Центра практикуют вместе в медитационном зале. Личный опыт практики медитации помогает исследователям лучше понимать то, что они изучают.

Более здоровые и счастливые жизни

В основном Центр занимается тем, что в современной медицине называется «трансляционными исследованиями» - то есть немедленно проверяет все научные открытия в клинической практике, на реальных людях живущих обычной жизнью. Это помогает как этим людям, так и ученым, которые сразу же видят практическое применение своих открытий. Это также создает образовательный контур, благодаря которому общество может увидеть и оценить полезность медитации с научной точки зрения. Дэвидсон посвятил всю свою жизнь научным открытиям, демонстрирующим, что тренировка ума помогает людям стать более счастливыми и здоровыми.

Многим медитирующим разговоры о «мозге» кажутся материалистическими, как если бы все, что мы из себя представляли - это комок электрически заряженной плоти. Аналогично, многим ученым не по себе при разговорах о чем-то столь нематериальном, как сознание. Где оно находится? Как мы можем измерить его?

Дэвидсону же комфортно и привычно говорить на обе эти темы - так же, как и многим другим современным исследователям. Конечно, дать определение сознанию и описать его не так-то просто, как описать мозг, но в Центре используют термин «здоровые умы» , потому что эти умы – разные типы умов – можно эффективно тренировать различными способами. И подобная тренировка буквально «оставляет свои следы» на мозге - их можно обнаружить и измерить.

Эти измеримые результаты крайне важны - они не только помогают западной науке лучше понимать природу мозга и его возможности, но также позволяют предоставить убедительные доказательства пользы медитации таким государственным учреждениям в США, как Министерство образования, Национальные институты здоровья, Министерство обороны и даже Министерство энергетики.

О Дэвидсоне как нейроученом и авторе бестселлеров «Нью-Йорк таймс» много пишут популярные СМИ, от Time до Harvard Business Review. Исследовательская работа и написание книг отнимают все его время. Хотя он сам занимается медитацией более 20 лет, Дэвидсон не понаслышке знает, как трудно вставить в напряженный рабочий график XXI века еще одну «привычку» - несмотря на научные доказательства того, что она ведет к ощущению большего счастья и улучшению качества жизни.

«Нейронаука доказала, что короткие практики, которые можно делать много раз на протяжении дня, - это действительно мощный способ обеспечить долговременные изменения в мозге, - говорит Дэвидсон. - Конечно, нам предстоит еще много исследований. И один из вопросов звучит так: что лучше - медитировать один раз по 30 минут в день или в течение дня сделать три 10-минутных перерыва на практику? Мы пока не знаем».

Но Дэвидсон крайне увлечен этим вопросом. Настолько, что в этом году он участвует в новой инициативе - развитии корпоративных программ. «Мы хотим разработать набор коротких практик, которые будут распределены по всему вашему дню и за которыми вы сможете следить при помощи своего компьютера, сразу получая обратную связь. Это своего рода Fitbit для ума».

Любой искусный оратор - а Дэвидсон является одним из них - понимает силу точной и лаконичной фразы. Тем не менее впечатляет, как ловко он переключается с разговора о сложнейших нейронаучных концепциях на обсуждение очень простых человеческих забот - например, как реально улучшить свою жизнь.

Наш разговор приобретает новое направление. Мы говорим о том, что иногда обучение практике внимательности может ошибочно превращаться в простую тренировку личной эффективности - при помощи усиления концентрации, механической тренировки внимания и осознанности. Дэвидсон замечает: «Мы должны всегда помнить, что все наши действия должны приносить также пользу и другим людям. В этом вся разница».

Исследования и взгляды Дэвидсона вызывают интерес во всем мире и уже оказали значительно влияние на политические и бизнес-сообщества. За пару недель до нашей встречи он посетил Мировой экономический форум в Давосе, Швейцария (2014 год), где рассказывал мировым лидерам и генеральным директорам об этих здоровых качествах ума и том, почему нам так важно их развивать.

Обучение благополучию как навыку

Дэвидсону понадобились десятки лет строгих научных исследований, чтобы с уверенностью сказать, что благополучие - это навык, которому можно учиться и который можно развивать. И в ходе этих исследований основным открытием стала нейропластичность, которая сейчас является общепризнанным понятием.

«Изучение нейропластичности дало нам широкую концептуальную основу для исследования медитации. И мы увидели, что даже короткий период практики вызывает изменения в мозге, которые можно измерить».

«Наш мозг постоянно меняется, сознательно или нет - зачастую бессознательно. Мы склонны к тому, чтобы быть пешками в игре тех сил, которые нас окружают. Наши исследования, напротив, приглашают всех к тому, чтобы взять на себя больше ответственности за свой ум и свой мозг».

Так что же можно измерить и как? К счастью, технологии постоянно предлагают новые приборы и неинвазивные методики для наблюдения за работой человеческого мозга. Центр использует самые лучшие из них: магнитно-резонансную томографию (МРТ) и позитронно-эмиссионную томографию (ПЭТ-КT сканнер), которые создают трехмерные сканы функциональных процессов в теле и мозге.

Одновременно массивные и элегантные, эти аппараты стоят в затемненных и прохладных комнатах Центра. Потолок над МРТ съемный: специальный манипулятор может поднять любой из них и переместить в другое место или заменить его на другой аппарат по необходимости. Понадобилось собрать миллионы долларов от спонсоров, что такие конструктивные решения стали возможными.

Центр разрабатывает видеоигры, которые тренируют мозг детей таким образом, чтобы они становились добрее и умели сопереживать.

Одно из главных направлений исследований Центра, для которого требуются все эти приборы, - как наш мозг влияет на наше тело и наоборот. Дэвидсон подчеркивает, что «это дорога в оба конца». Изменяя наш мозг, мы меняем свое тело, а изменение нашего тела может изменить наш мозг.

Центр разрабатывает короткие практики для применения их на рабочем месте. В течение всего дня всплывающие окна появляются на экране компьютера или телефона. Пользователи в своей обратной связи часто говорят, что это похоже на Fitbit для ума.

«Один из важных фокусов наших исследований - воспалительные процессы, которое связаны со многими хроническими заболеваниями, - говорит Дэвидсон. - У нас появляется всё больше доказательств того, что на самом базовом биологическом уровне определенные виды медитативных практик могут регулировать работу воспалительных систем. Они снижают интенсивность специальных молекул – мы называем их “противовоспалительные цитокины», - которые напрямую связаны с воспалением».

Он упоминает исследование Центра, которое было опубликовано в феврале 2014 года в журнале «Психонейроэндокринолология»: «Мы изучали экспрессию генов в лимфоцитах периферической крови, уделив особое внимание генам, связанным с воспалением».

Для этого Дэвидсон и другие учёные, включая Мелиссу Розенкранц (Melissa Rosenkranz), исследовали участников курса однодневной интенсивной практики медитации. По описанию Дэвидсона, это были «такие же люди, как и мы с вами - у них есть работа» и они ведут обычную жизнь. С одной стороны, они были хорошо знакомы с медитацией, и практика в течение целого дня в лаборатории была для них посильной задачей. С другой, они не были многолетними практиками медитации как тибетские монахи, работу мозга которых Дэвидсон изучал в 2000-х, подсоединяя к их мозгу электроды во время медитации и после нее.

Участники генетического исследования приходили в лабораторию и медитировали в течение восьми часов. У них брали образцы крови до и после практики, а затем Дэвидсон и его команда наблюдали за изменениями в экспрессии генов после завершения курса медитации в лаборатории. Результаты этой группы медитирующих сравнили с контрольной группой немедитирующих, участники которой приходили в лабораторию на «день отдыха» - они смотрели спокойные видео, читали и неспешно прогуливались.

Что же оказалось? По словам Дэвидсона, у участников контрольной группы не наблюдалось таких же изменений в экспрессии генов. Это первое исследование, которое говорит о том, что «мы действительно можем увидеть изменения экспрессии генов после очень короткого периода практики медитации».

Как и любой практичный ученый, Дэвидсон рассматривает эти открытия в более широком контексте: «Это действительно только начало. Это исследование поднимает целый ряд вопросов, на которые мы пока не смогли ответить».

Дэвидсон и раньше понимал, что экспрессия генов не является чем-то «заданным и предопределенным». В своей книге «Эмоциональная жизнь вашего мозга» (The emotional life of your brain), написанной вместе в Шэрон Бегли (Sharon Begley), он уже рассказывал читателям:

«Наша ДНК больше похожа на обширную коллекцию музыкальных дисков. Тот факт, что у вас есть какой-то диск, не означает, что вы будете его проигрывать. Точно также, если у вас есть какие-то гены, не означает, что они станут активными (или, как говорят генетики, не произойдет экспрессия этих генов). Напротив, на экспрессию генов сильно влияет наше окружение. Так, хотя мы можем иметь, например, генетическую предрасположенность к тревожности, если мы росли в спокойной атмосфере это могло успокоить нашу «тревожную ДН»» и предотвратить её влияние на мозг и, как следствие, на наше поведение или темперамент. Это как если бы мы никогда не опустили этот диск в проигрыватель».

Дэвидсон предлагает нам представить, как изменится наша жизнь, если созерцательные практики станут ее привычной и широко распространённой частью, а это, в свою очередь, подтолкнёт нас к развитию здоровых привычек ума. Он также создает такую социальную среду, в которой созерцательные практики становятся привычными - и тогда он совместно с другими учеными может напрямую исследовать эффект, который медитация оказывает на обычных людей в обычной жизни.

На сегодняшний день в Центре проводятся более 20 исследований. В одних изучается психическое и физическое здоровье и факторы, приводящие к болезням. В других наблюдают за эффектами, которые оказывают медитация и тренировка сопереживания. Третьи занимаются процессами детского развития и обучения.

Неудивительно, что финансирующие организации, университет, а также целое поколение молодых нейроученых так верят в Дэвидсона и его исследования - они могут помочь многим людям. И уже помогает.

Ричард Дэвидсон, Шэрон Бегли

Эмоциональная жизнь мозга

Алгоритмы мозга уникальны, и они влияют па то, как мы думаем и что чувствуем. Хорошая новость: мы можем их менять!

RICHARD J. DAVIDSON

Перевела с английского Ю. Кожемякина

ISBN 978-1594630897 англ.

ISBN 978-5-4461-0515-1

Один и тот же мозг не подходит каждому

Если вы верите большей части книг по самосовершенствованию, статьям по популярной психологии и врачам из телевизора, в таком случае вы, вероятно, предполагаете, что реакция людей на важные события в жизни довольно предсказуема. Большинство из нас, в соответствии с мнением «экспертов», действуют практически одинаково при каком-либо переживании: есть одна и та же скорбь, которую испытывают все; есть определенная последовательность событий, которые происходят, когда мы влюбляемся; есть стандартная реакция на измену; существуют типичные способы почти для каждого нормального человека определенным образом отреагировать на рождение ребенка, на то, что вас недооценивают на работе либо на невыносимые нагрузки, на вызывающее поведение подростков, а также на неизбежные изменения, которые происходят с нами с годами. Вышеупомянутые «эксперты» уверенно рекомендуют шаги, которые мы все можем предпринять, чтобы вновь стать эмоционально устойчивыми, выдержать неудачу в жизни или любви, стать более (или менее) чувствительными, управлять страхами, не сомневаясь в своих силах… и чтобы во всем стать такими, какими мы хотели бы.

Но мои исследования, длящиеся уже более тридцати лет, показали, что эти предположения в духе «один-размер-подходит-всем» в эмоциональной сфере обоснованы даже меньше, чем в медицине. Так, например, ученые проводят исследования, как образцы ДНК человека будут реагировать (помимо всего прочего) на предписанные лекарственные препараты. Данные исследования положили начало эпохе персонализированной медицины, когда лечение, получаемое одним пациентом против определенного заболевания, будет отличаться от того, которое получает другой пациент с той же болезнью. Происходит это по той существенной причине, что гены двух пациентов не могут быть идентичны. (Один важный пример, подтверждающий это: безопасное количество варфарина, средства для разжижения крови, которое пациент может принять, чтобы предотвратить тромбы, зависит от того, как быстро его гены усваивают лекарство.) Когда дело касается того, как люди реагируют на все, что преподносит им жизнь, как они могут развить и воспитать в себе способность испытывать радость, создавать отношения, построенные на любви, противостоять неудачам и в целом жить полной жизнью, предписания должны быть индивидуальными. В данном случае дело не только в том, что наши ДНК различны, – хотя это действительно так и ДНК, разумеется, влияет на наши эмоциональные особенности, – но и в том, каковы наши шаблоны активности головного мозга. Как медицина завтрашнего дня может быть ориентирована на расшифровку ДНК пациента, так и психология дня сегодняшнего может быть обусловлена целью понять характерные шаблоны активности мозга, лежащие в основе эмоциональных особенностей и состояний, которые определяют каждого из нас.

За все время моей деятельности в качестве невролога я видел тысячи людей, которые имели реакции одинакового происхождения, но при этом отвечали совершенно различными способами на одни и те же события в жизни. Например, одни оставались жизнерадостными, сталкиваясь со стрессом, в то время как другие становились встревоженными, подавленными, неспособными действовать при неблагоприятных событиях. Жизнерадостные люди так или иначе могут не только выдержать различные стрессовые ситуации, но и извлечь из этого пользу, превратить неудачу в преимущество. Это и есть та загадка, которая до сих пор побуждает меня проводить исследования в данной области. Я хотел узнать, чем обусловлены реакции разных людей на развод, смерть любимого человека, потерю работы или любое другое несчастье. Также меня интересовало, что определяет реакцию людей на триумф в карьере, завоевание любимого человека, осознание того, что ради них друг пройдет даже по горящим углям, на разные причины для счастья. Как и почему люди так сильно различаются своими эмоциональными откликами на успехи и неудачи в жизни?

Ответ, возникший в ходе моей работы, состоит в том, что разным людям свойственны разные эмоциональные типы , которые представляют собой совокупность эмоциональных реакций и переживаний, которые различны по своему виду, интенсивности и продолжительности. Как каждый человек имеет уникальные отпечатки пальцев и черты лица, так и у каждого из нас своя уникальная совокупность эмоциональных параметров, которые являются частью того, что мы собой представляем. Те, кто нас хорошо знает, часто могут предсказать, как мы отреагируем на определенный эмоциональный вызов. К примеру, я по своему эмоциональному типу достаточно оптимистичный и оживленный человек, принимаю вызовы судьбы, быстро восстанавливаюсь после неудачных событий, но порой склонен волноваться насчет вещей, находящихся за пределами моего контроля. (Мама, поражаясь моему радостному характеру, называла меня своим «веселым мальчишкой».) Эмоциональный тип – это причина, по которой одни из нас довольно быстро восстанавливаются после болезненного развода, а другие погружаются в самобичевание и отчаяние. Вот почему один из единокровных братьев быстро приходит в норму после потери работы, а второй чувствует себя неудачником на протяжении нескольких лет. Эмоциональный тип – причина, почему одна из подруг выступает в роли жилетки, в которую все плачутся, тогда как другая держится в стороне – в эмоциональном плане и буквально – всякий раз, когда ее друзья или семья нуждаются в сочувствии и поддержке. Вот почему некоторые люди могут считывать язык тела и интонации голоса как с рекламного щита, тогда как для других эти невербальные сигналы все равно что иностранный язык. И вот почему некоторые люди могут проникнуть в суть таких состояний своего ума, сердца и тела, о возможности существования которых остальные даже не имеют представления. Каждый день предоставляет нам бесчисленные возможности наблюдать эмоциональные типы в действии. Я провел много времени в различных аэропортах и могу сказать, что редко бывают такие рейсы, которые не предоставляли бы шанс для «полевых исследований». Как мы все, думаю, знаем, причин для изменения расписания рейсов куда больше, чем самолетов, отбывающих из аэропорта О’Хара в пятницу вечером. Это и плохая погода, и ожидание летного экипажа при пересадке, и технические сложности, и даже лампы аварийной сигнализации в кабине пилота, с которыми никто не может разобраться… список можно продолжать и дальше. Таким образом, у меня было немало возможностей наблюдать за реакцией пассажиров (а также за своей собственной), которые, ожидая вылета, слышат объявление о том, что рейс задерживается на час, на два часа, на неопределенное время или вообще отменен. Разносится всеобщий стон. Но если вы осторожно взглянете на каждого пассажира в отдельности, то увидите широкий диапазон эмоциональных реакций. Вот студент колледжа в толстовке с капюшоном, покачивающий головой в ритм музыке, льющейся ему в уши из наушников, едва взглянул вокруг и опять сосредоточился на iPad. Вот молодая мать, путешествующая с маленьким ребенком, который постоянно вертится, бормочет: «Ох, ну просто замечательно!», после чего хватает его и направляется в сторону ресторанного дворика. Тут же и женщина в деловом костюме: она быстро подходит к сотруднику, стоящему возле выхода на посадку, и спокойно, но решительно требует, чтобы ей подобрали другой рейс, – только доставьте ее на переговоры! Вот седовласый мужчина в сшитом на заказ костюме подскочил к сотруднице аэропорта и достаточно громко, чтобы слышали все, требует ответить, понимает ли она вообще, насколько это важно для него – добраться до пункта назначения? Он настаивает, чтобы девушка позвала своего начальника, и к этому моменту уже с покрасневшим лицом кричит, что сложившаяся ситуация абсолютно недопустима.

Хорошо, я готов поверить в то, что подобные задержки рейсов одним людям доставляют больше проблем, чем другим. Не успеть прилететь к постели умирающей матери – это действительно катастрофа. Конечно, для кого-то пропустить деловое совещание, которое очень важно для компании, основанной вашим дедушкой, гораздо хуже, чем опоздание на полдня для студента, летящего домой на зимние каникулы. Тем не менее я всерьез предполагаю, что то, как люди реагируют на задержку рейса, связано не столько с внешними обстоятельствами, сколько с их эмоциональными типами.

Двадцать первого июля в Москву с программой лекций и семинаров, организатором которых выступил центр «Тергар», приехал американский психолог и нейробиолог Ричард Дэвидсон (Richard J. Davidson), профессор Висконсинского университета в Мэдисоне. Основной сферой его научной деятельности являются механизмы хорошего настроения и их влияние на нейропластичность - способность мозга изменять свою структуру и выстраивать новые нейронные связи под воздействием опыта. Мы побеседовали с профессором о его исследованиях, о том, что счастье приходит к человеку с опытом, и о том, как древняя практика медитации влияет на функционирование и структуру головного мозга.

Ридард Дэвидсон в Психологическом институте Российской академии образования (ПИ РАО)

Тергар Москва

N + 1: Профессор Дэвидсон, вы начали свою научную карьеру психолога и нейробиолога с изучения эмоций и их влияния на мозг человека. Как вы пришли к идее изучения механизмов хорошего настроения? Насколько я знаю, большинство ученых, обращаясь к сфере эмоций, изучают психические расстройства и аффективные состояния, такие как депрессия и тревожность.

Ричард Дэвидсон: Интерес к изучению хорошего настроения проистекает из понимания того, что люди по-разному эмоционально реагируют на столкновение с трудностями или препятствиями. Нас интересуют возможные стратегии, способные помочь отдельному человеку пережить страдания и выработать устойчивость перед ними. На самом деле изучение хорошего настроения тесно связано с психопатологией: это, если позволите, ее другая грань. Изучая хорошее настроение, мы, возможно, сумеем выделить особые психологические характеристики, которые поддаются подсчетам и могут объяснить, как оно формируется и какими способами этому можно способствовать.

Какие методы нейрокартирования, нейростимуляции (я знаю, вы активно используете окулографию в исследованиях с участием маленьких детей) вы используете в своей научной деятельности? И какой из них, как вы думаете, больше всего приблизил вас к пониманию того, как эмоции влияют на мозг человека?

Мы используем много различных методов, причем один из важных принципов нашей лаборатории - пользоваться теми технологиями, которые лучше всего помогут ответить на поставленный вопрос. Поэтому вместо того, чтобы строго придерживаться каких-то определенных методов, мы по-возможности предлагаем исследователям самим решать, чем им пользоваться в своей работе. Иногда это МРТ, или ЭЭГ, или методы изучения молекулярной биологии - для исследования эпигенетических характеристик, довольно часто - обычные поведенческие методики. Это зависит еще и от места проведения эксперимента. Сейчас мы проводим много исследований не в лаборатории, а in situ , в реальном мире. Скажем, поведение детей мы изучаем в школах - там мы стеснены в возможностях, поэтому используем то, что лучше всего подходит.

Вы посвятили значительную часть своей научной карьеры изучению нейропластичности человеческого мозга. Как сострадание и доброта способны изменить мозг человека? И как это связано с хорошим настроением?

Позвольте сперва ответить на вторую часть вопроса. Проявление доброты и щедрости, как мы выяснили, активирует нейронные связи, отвечающие за обеспечение хорошего настроения. Насколько нам известно, это самый быстрый способ вызвать в мозге изменения, способствующие состоянию внутреннего удовлетворения. Существует много исследований щедрости, альтруизма и других связанных явлений. Когда мы проявляем просоциальное поведение, призванное приносить пользу другим, происходят две вещи: в мозге активируются определенные нейронные связи, и настроение испытуемого поднимается гораздо выше, чем в случае, когда он ведет себя эгоистично. Это согласуется с опытом созерцательных практик и учит нас принимать во внимание благополучие других людей для культивирования сочувствия.

Нейронные корреляты, активность которых можно наблюдать, очень разнообразны и включают в себя участие многих отделов головного мозга. Мы наблюдаем изменения в связях между префронтальной корой и полосатым телом - областью, которая отвечает за получение позитивного подкрепления, а также за перевод наших намерений в действия. Мы полагаем, что сострадание готовит человека к действию - видя страдания других, он испытывает спонтанное желание помочь. Также мы наблюдаем изменения и в других отделах, отвечающих за совершение действий - в моторных областях, в островковой доле, отвечающей за гомеостаз - контроль за внутренним состоянием тела.

Сострадание может быть стимулом, запускающим существенный отклик во всем теле. Например, мы видим изменения в деятельности сердца, и в особенности видим, как укрепляются связи между деятельностью мозга и сердца во время занятий, нацеленных на развитие сострадания.

В исследовании 2013 года, проведенном Дэвидсоном и его коллегами, изучались механизмы альтруизма. Участники эксперимента в течение двух недель проходили когнитивную тренировку, в ходе которой учились проявлять сострадание к различным людям (близким или незнакомым). Повышенная способность к состраданию, сложившаяся после окончания тренировки, привела к изменению активности в участках мозга, которые отвечают за регуляцию эмоций и социальное поведение: изображения страдающих людей вызвали у участников, проходивших тренировку, бóльшую активность в верхней теменной зоне, дорсолатеральной части префронтальной коры, а также усилили связь между префронтальной корой и прилежащим ядром.

Я посещала вашу вчерашнюю лекцию [лекция состоялась 21 июля в центре медитации «Тергар» - прим. N + 1], и на ней слушатели занимались медитацией. Более того, вы приехали с целью рассказать им о преимуществах медитации с научной точки зрения. Правда ли, что медитация - очень важная часть ваших исследований, и если да, то почему?

Да, безусловно, медитация - очень важная часть моей научной карьеры, особенно в последнее время. Почему? Потому что я верю, что медитативные практики могут принести самую разнообразную пользу нашему обществу. Они способны благотворно повлиять на такие сферы, как образование, эргономика, здравоохранение. Чем больше людей узнает о пользе медитации, тем скорее она станет частью нашей культуры. Думаю, большинство жителей любой страны согласится с тем, что нам не помешает проявлять чуть больше доброты и сострадания к окружающим, и медитация помогает в этом.

Более того, поскольку эмоциональное и физическое состояния тела, как мы знаем, тесно связаны, медитация также помогает улучшить здоровье. Основываясь на этом, я верю, что научный подход к изучению медитативных практик способен лучше понять их и способствовать их распространению в обществе.

Активность мозга во время медитации (справа) и в спокойном состоянии (слева)

Lutz et al. / PNAS 2004

Вы также утверждаете, что исследователю, желающему изучить влияния медитации на эмоциональное состояние человека, самому необходимо активно практиковаться. Чем вы это объясните и не повлияет ли это на объективность научных исследований?

Я считаю, что личный опыт медитации очень важен для того, кто хочет ее изучать. Это поможет исследователю ставить перед собой правильные вопросы. Я встречал ученых, не имевших опыта в медитации, но занимавшихся исследованиями в этой области. Они занимались вопросами, с моей точки зрения, далеко не самыми важными и поэтому тратили много денег и времени без должного результата.

Что касается необъективности, то она угрожает любому ученому. Исследователи привязываются к своим теориям вне зависимости от того, практикуют они медитацию или нет. Объективных ученых не бывает. Именно поэтому в научной среде существуют различные методы борьбы с предвзятостью. Например, воспроизводимость результатов: ни одно научное открытие не будет признано, пока его не смогут повторить другие ученые.

Наши работы в рецензируемых журналах проходят очень строгую проверку. Отрицательные результаты также очень важны: если мы строим гипотезу об определенной пользе медитации и ошибаемся, публиковать такой результат все равно нужно. Исследователи нашей лаборатории придерживаются этого правила: мы опубликовали уже три работы с отрицательными результатами.

Поэтому я полагаю, что ученый, практикующий медитацию, вполне способен заниматься исследованиями в этой области на качественном уровне, если будет относиться к своей работе серьезно и строго, чтобы исключить любое предвзятое отношение. В нашей лаборатории работают люди, которые не занимаются медитацией и настроены к ней достаточно скептически: они не боятся ставить под сомнение наши результаты и задавать мне сложные вопросы. Мы ценим и поддерживаем такой подход, так как не исключено, что без него мы окажемся в ловушке собственных заблуждений.

Одна из ваших самых цитируемых научных работ, опубликованная в 2004 году, посвящена изучению активности головного мозга тибетских монахов во время медитации. Когда я читала ее, у меня возникли два вопроса касательно этого исследования. Один из них касается очень маленькой выборки. Я понимаю, что когда исследуемое поле очень молодое, это допустимо, однако вопрос все равно остается. Второй вопрос - о гамма-ритмах, проявившихся на электроэнцефалограмме: иногда их, из-за высокой частоты, считают артефактами движения глаз или мышц лица. Как вы относитесь к подобным сомнениям?

Речь идет об исследовании , в ходе которого профессор Дэвидсон и его коллеги изучали активность головного мозга людей, активно практикующих медитацию, - тибетских буддистов. В эксперименте с использованием электроэнцефалографии (ЭЭГ), позволяющей записывать активность отдельных групп нейронов, приняли участие восемь буддистов и десять человек, не практикующих медитацию. Результаты ЭЭГ показали, что активность, записанная электродами в лобно-височных долях головного мозга буддистов во время медитации, значительно отличается от активности мозга тех, кто не практикует медитацию. В частности, ученые обнаружили у медитирующих колебания потенциалов в гамма-ритме (в диапазоне от 30 до 120 герц). Гамма-ритмы являются противоречивым явлением: по частоте их редко можно отличить от мышечных движений, чьи артефакты нередко проявляются на энцефалограмме, однако некоторые исследователи считают , что гамма-ритмы возникают вследствие ряда когнитивных процессов, в том числе связанных с вниманием, мышлением, обучением.

Я думаю, что это важные поводы для беспокойства, и хочу сказать, что мы их разделяем. При работе над той статьей мы уделили очень много внимания контролированию экспериментальных условий и обработке данных с целью исключить все возможные артефакты. Более того, впоследствии мы провели еще одно исследование, которое показало наличие гамма-колебаний во время сна, и это было доводом в пользу нашей правоты.

Тем не менее, ни одно научное исследование не является идеальным, и хотя наша работа стала хорошим началом для изучения медитации, мы не возьмемся утверждать, что его результаты отвечают на все поставленные вопросы.

Я знаю, что некоторые члены научного сообщества весьма скептически относятся к изучению медитации. Как вы думаете, почему это так?

Мне кажется, по ряду причин. Во-первых, качество ряда исследований оставляет желать лучшего. Частично это из-за того, что сфера изучения медитации ограничена в финансировании, а проведение качественного исследования - это большие затраты. Во-вторых, скептицизм может быть вызван стереотипами. Люди не знают, что такое медитация, и основываются на неведении. Стереотипы в этой сфере очень сильны: многие думают, что медитация - это магия вуду, любимое занятие хиппи и прочее. Это абсолютно нерационально, но думаю, что это проистекает из недостатка информации.

Еще я думаю, что скептицизм полезен в научной сфере, он помогает направить исследовательскую деятельность в правильное русло. К тому же, многие мои коллеги, скептично настроенные в начале 2000-х, сейчас считают изучение медитации многообещающей областью.

В своих работах вы пишете, что каждому человеку присущ свой тип эмоционального мышления. Учитывая это, можно ли утверждать, что медитация помогает всем?

Если взять работы, в которых исследуется, что происходит, например, с группой людей из 30 человек, изучающих медитацию, то можно увидеть, что некоторые показывают значительное улучшение своего эмоционального состояния, некоторые - лишь небольшое улучшение, и всегда есть те, кто заканчивает эксперимент без каких-либо изменений.

Это как-то связано с присущим им типом эмоционального мышления?

Ответа на этот вопрос пока нет. Нам кажется, что такая вероятность существует, но все это нуждается в подтверждении. Есть сотни различных видов медитации, и если человек ничего не получает от одного из них, это не значит, что он ничего не получит и от другого. Это одна из причин, по которой следует изучать разные виды медитативных практик.

Понятен ли вам уже в целом механизм корреляции между медитацией и хорошим настроением, или вы все еще в начале пути?

Мы еще не прошли этот путь до конца. С точки зрения развития научной дисциплины, наша область исследований еще очень юна: пятнадцать лет - очень короткий срок для науки. Методы исследований меняются каждый год, особенно сейчас, на фоне развития технологий. Вообще, полагаю, важно понимать и принимать, что на сегодня объем неизвестной информации значительно превосходит все то, что нам уже известно. А известно нам достаточно, чтобы утверждать: у этой сферы есть потенциал, и она стоит того, чтобы проводить серьезные исследования. Но, разумеется, все вопросы мы до сих пор не решили.

Помогает ли медитация при профилактике депрессии?

Есть данные, позволяющие предположить, что определенные виды медитации, особенно при совмещении с другими видами лечения, например когнитивной терапией, могут помочь. Существует такая техника, как осознанная когнитивная терапия, которая доказала свою эффективность в профилактике депрессии и уменьшении вероятности рецидива. Депрессия имеет свойство возвращаться: если у человека хотя бы раз проявлялись симптомы клинической депрессии, то вероятность того, что они появятся снова, очень велика. Но если практиковать осознанную когнитивную терапию во время ремиссии, то вероятность рецидива уменьшается. Можно сказать, что на сегодняшний момент это важнейшее доказательство пользы медитативных практик для профилактики психических заболеваний.

Осознанная когнитивная терапия (mindfulness-based cognitive therapy) - это метод, созданный для профилактики рецидива клинической депрессии. Он приводит к пониманию пациентом механизмов, которые стоят за появлением депрессии, и причин, которые к ней приводят. К когнитивным тренировкам также добавляют практику медитации.

И наконец, самый важный, последний вопрос. Как вам кажется, вы знаете, как сделать человека счастливым?

Думаю, что да. Несомненно. Есть множество простых упражнений для ума, с помощью которых люди могут почувствовать себя более счастливыми. Поэтому лучше всего относиться к счастью и хорошему настроению как к обычному навыку: если его тренировать, обязательно придет успех.

Беседовала Елизавета Ивтушок

Psychologies: Вы были одним из первых, кто больше 40 лет назад заинтересовался эмоциями. По вашим словам, тогда это было равносильно научному самоубийству. Что вас заставило продолжить исследования?

Ричард Дэвидсон: Я считал, что эмоциональные реакции рассказывают нечто чрезвычайно важное о том, что значит быть человеком. Еще в юности меня поразило, как по-разному мы реагируем на одни и те же события. Эмоции - основа индивидуальности, именно они делают нас уникальными. Посмотрите вокруг - стоит задуматься о каком-то человеке, как у нас в голове возникает его эмоциональный портрет: насколько он дружелюбен или раздражителен, открыт новому или циничен. Вскоре мне стало ясно, что эмоции напрямую связаны с нашим здоровьем и благополучием. И что если мы научимся их понимать и ими управлять, то сможем улучшить свою жизнь.

Сейчас вы занимаетесь нейрофизиологией эмоций. Что изучает эта научная область?

Она исследует, как соотносятся наши эмоции с процессами, происходящими в нашей центральной нервной системе. Нейронауки - нейробиология, нейрофизиология, нейрогенетика - буквально расцвели в последние 15 лет благодаря новым методам изучения структур головного мозга, прежде всего благодаря МРТ. Мы, например, обнаружили связь между эмоциями и зонами мозга и на основе этих данных описали шесть эмоциональных стилей. Каждый из них отражает один из аспектов нашего поведения и соответствует определенному нейронному контуру в нашем мозге.

Активность отделов мозга и даже их структура могут меняться в результате нового опыта

Например, наша способность испытывать положительные эмоции зависит от работы префронтальной коры и прилежащего ядра. Оптимистичный взгляд на мир характерен для тех, у кого к ядру поступает много сигналов от префронтальной коры. А высокий уровень самосознания, когда мы хорошо осознаем собственные телесные ощущения, соответствует высокому уровню активности в центральной зоне мозга (островке Рейля).

Вы утверждаете, что мы по собственной воле можем менять активность наших нейронных контуров и, как следствие, наши эмоциональные стили?

Безусловно, развитие эмоциональных стилей во многом зависит от наших генов, но вклад жизненного опыта тоже очень велик. Эмоциональные стили формируются в раннем возрасте в ответ на обучение. Мы сегодня знаем, что активность отделов мозга и даже их структура могут меняться в результате нового опыта. Это означает, что мы можем повлиять на свои эмоциональные реакции, если будем решать задачи и делать упражнения, направленные на изменение определенного нейронного контура, его активности или структуры. Например, можно развить у себя способность лучше чувствовать сигналы своего тела, быть более внимательным, смотреть на будущее более оптимистично.

С активностью определенных зон мозга также связаны некоторые заболевания, скажем депрессия или астма. Значит ли это, что, выполняя комплекс упражнений, можно со временем избавиться от страданий?

Важно понимать, что упражнения не вылечивают, но могут существенно ослабить симптомы. В случае с астмой нейронные контуры, которые активируются в ответ на стресс, связаны с воспалительными процессами в легких астматиков. Возможно, если научить больных иначе реагировать на стресс, это изменит соответствующие контуры мозга и уменьшит воспаление, которое считают ответственным за астматические приступы.

Если люди научатся фокусировать внимание на действительно важных вещах, мы будем жить в другом мире

При депрессии мы использовали практику внимательности: учили пациентов осознанно направлять внимание на их негативные мысли о самих себе и о мире вокруг. Но при этом нужно наблюдать их со стороны, просто как мысли, которые приходят и уходят; не отождествляться с ними, а, наоборот, отстраниться. Эта техника существенно уменьшает симптомы депрессии. Но она работает только при условии ежедневной практики, потому что нужно приучить, натренировать свой мозг реагировать иначе.

Вы говорите «направлять внимание», используете в работе практику внимательности. Внимание - что это такое с научной точки зрения?

Внимательность - это то, в какой мере мы способны фокусировать свое внимание и оставаться в этом состоянии, не отвлекаясь, не позволяя своему уму блуждать.

Тогда объясните, как вы определяете медитацию внимательности.

Один из аналогов слова «медитация» в санскрите - «ознакомление». Можно сказать, что на Востоке было развито целое семейство психических практик, которые назвали медитацией. И по сути, это набор различных стратегий для ознакомления человека с его собственным умом. Медитация внимательности относится к такому типу медитации, при котором практикующие учатся намеренно и без суждений направлять свое внимание на объект, эмоцию, мысль. И благодаря тому что они учатся не судить себя, свои действия и психические процессы, а также других людей, они учатся иначе эмоционально реагировать в стрессовых ситуациях.

Я уверен, что практики медитации обладают гигантским потенциалом не только в том, что касается трансформации сознания отдельных людей, но и, как следствие, мира, в котором мы живем. Я думаю, мало кто будет оспаривать тот факт, что если люди на планете станут более сострадательными и добрыми друг к другу, научатся лучше управлять своими эмоциями и своей жизнью, фокусировать свое внимание на действительно важных вещах, мы будем жить совсем в другом мире.

Наверное, лучше начинать учить детей практике внимательности как можно раньше, в возрасте 3–4 лет?

Я рад, что вы об этом спросили, потому что ответ на этот вопрос интересует и меня. В США мы проводим масштабное исследование, в котором участвуют дошкольники 4–5 лет. Для них мы разработали «Программу доброты», которая длится 12 недель. Например, мы просим детей лечь на пол и кладем им на живот небольшие камешки. Затем просим их в течение пяти минут наблюдать за тем, как камешек опускается и поднимается вместе с их животом в такт дыханию. Когда такая короткая практика делается несколько раз в течение дня, за неделю у каждого ребенка в общей сложности набирается 90 минут медитации.

Ученые выяснили, что практики медитации действительно меняют мозг человека

Мы отслеживаем уровень эмпатии у детей, показатели их социального поведения, успеваемость, способность контролировать свои эмоции... Первые результаты показывают, что дети легко осваивают эти техники. Они начинают лучше учиться, лучше себя чувствуют, меньше болеют, лучше взаимодействуют с одноклассниками и взрослыми.

Я вижу у вас за спиной фотографию Далай-ламы. Как на вас повлияла встреча с ним?

Он перевернул мои представления о том, что должно быть предметом научного изучения. Когда мы впервые встретились в 1992 году, он спросил меня: «Почему ученые изучают только болезнь, только негативные эмоции? Почему вы не исследуете счастье?» И этот вопрос меня совершенно потряс. Я буквально потерял дар речи. У меня не было ответа. Действительно, почему кажется очевидным изучать депрессию и тревогу, но мы не используем те же методы для изучения доброты и сострадания?! Именно Далай-лама вдохновил меня на изменение направления моих исследований - и я занялся изучением счастья, доброты, сострадания.

В буддизме страдание связано с неведением; практики медитации помогают устранить неведение и так избавиться от страданий. Можно ли сказать, что психотерапия сегодня согласна с этим постулатом?

Я бы сформулировал мягче. Исследуя как буддийские практики, так и светские разновидности медитации, ученые выяснили, что данные практики действительно меняют мозг и в результате человек становится более здоровым как физически, так и психологически. Также меняется субъективная оценка своего здоровья и благополучия. Но есть те немногие, на кого медитация не действует, и мы пока не знаем, почему это происходит.

Шесть измерений нашей эмоциональной жизни

Почему одни из нас легко «остывают» после ссоры, а другие долго переживают? Почему кто-то прекрасно чувствует себя, несмотря на неудачу, а кто-то впадает в отчаяние от малейшей неприятности? Ричард Дэвидсон объясняет такое поведение разными «эмоциональными стилями». Мы, как правило, не отдаем себе отчета в том, как они проявляются в нас в той или иной ситуации. Попробуем разобраться.

«Устойчивость» (или «эмоциональная гибкость») определяет, насколько быстро мы восстанавливаемся после неприятностей.
«Мироощущение» показывает, как долго мы способны испытывать положительные эмоции после приятного события.
«Самоосознание» описывает, насколько хорошо мы осознаем свои телесные ощущения, понимаем ли то, о чем говорит наше тело. Когда мы в печали или испытываем любопытство, как эти чувства проявляются в теле?
«Социальная интуиция» говорит о том, насколько мы внимательны к невербальным сигналам, которые получаем от других людей: к их интонации, мимике, изменению позы, движению глаз.
«Чувствительность к контексту» проявляет, насколько точно мы способны оценивать социальную обстановку: то, как мы ведем себя с партнером, отличается от того, как мы общаемся с начальником или с психотерапевтом.
«Внимательность» говорит о том, способны ли мы по своей воле фокусировать внимание на чем-то и удерживать его так долго, как нам это нужно. Или мы тут же отвлекаемся? Легко ли нас выбить из колеи?

В нескольких судебных процессах в США обвиняемые в серьезных преступлениях - например, в педофилии - были оправданы судом, потому что причиной такого поведения были опухоли головного мозга или нарушения в его работе. Подсудимые просто не могли вести себя иначе. Но тогда получается, что все мы - заложники своего мозга, своей префронтальной коры или амигдалы?

Это очень серьезный вопрос. Есть ситуации, когда человек действительно не может повлиять на какие-то аспекты своего поведения. И это связано со структурными и функциональными нарушениями в работе его мозга, возникшими в результате травм или органических поражений. Но я уверен, что в более широком смысле мы все должны отвечать за свои действия.

Конечно, на нас воздействуют внешняя среда и специфические особенности функционирования нашего мозга, но в каждом из нас есть «молекула» свободной воли. И я считаю, что мы должны рассматривать друг друга как существ, ответственных за свою жизнь.

Что бы вы сказали родителям сына-подростка, который говорит им, что не может учиться, а может только играть в DotA, потому что такова структура его мозга?

Абсолютно недопустимо позволять подростку манипулировать вами под предлогом, что его мозг так устроен. Но вы можете вместе с ним разработать стратегии, которые помогут ему усилить какие-то нейронные контуры в его мозге. Например, ответственные за способность фокусировать внимание.

Вы с коллегами доказали, что практика внимательности меняет даже... экспрессию генов.

Да, и это очень важные результаты! Всего 8 часов практики внимательности могут изменить экспрессию наших генов. Что это значит? У каждого нашего гена есть что-то вроде «регулятора громкости»: он может заявлять о себе едва слышно или в полный голос. В случае практики внимательности изменить экспрессию - значит приглушить гены, связанные с воспалительными процессами в организме. Это открывает перед наукой и медициной новые горизонты.

И последний вопрос - вы сами медитируете?

Я практикую каждый день, от 30 до 45 минут, обычно 45 минут. Я использую практику внимательности, медитацию любящей доброты и некоторые другие тибетские практики, развивающие доброту и сострадание. И я сейчас совершенно не представляю мою жизнь без них.

Об эксперте

Ричард Дэвидсон - нейробиолог, психолог, профессор психологии и психиатрии в Висконсинском университете в Мадисоне.