Я сидел в гостиной со своими ошарашенными родителями, социальным работником и медсестрой. Я только что узнал, что у меня психическое расстройство.

Всего неделю назад я был на профессиональном тренинге. Но мне пришлось уехать домой, потому что меня одолевало беспокойство и я все больше погружался в депрессию. Несколько дней я бесцельно бродил по родительскому дому.

Как и большинство людей, я старался как можно быстрее избавляться от грустных мыслей. Но в этот раз я ничего не мог поделать с этим ужасным подавленным состоянием. Я не мог сосредоточиться даже на примитивных телесериалах. Я слушал песни и не понимал, о чем они. Мне казалось, я сошел с ума. Я смотрел телевизор, а видел что-то свое: Бога, дьявола, своего босса и коллег. Подобные галлюцинации – один из признаков психоза, который развивается в результате глубокой депрессии. Я словно выпал из реальности.

Диагноз «психоз» изменил мою жизнь. Прежде я думал, что «психически больной человек» – то же самое, что «психопат». Я был уверен, что все психически больные люди агрессивны и асоциальны. Но на собственном примере я узнал, что психическое расстройство – это восприятие реальности, отличное от восприятия окружающих, которое часто сопровождается галлюцинациями.

Когда мне объявили, что у меня психоз, я подумал, что теперь я опасен для общества, и испугался еще больше. «Возможно, я уже совершил что-то ужасное, но не помню об этом», – подумал я тогда.

Один из моих соседей верил, что он дьявол, а другой говорил, что спасет мир от зла

Я провел в психиатрической больнице десять дней. Все пациенты и медсестры были героями фантастической истории, которая возникла в моем больном мозгу. Медсестры представлялись мне посланниками злых сил, а мое пребывание в больнице – наказанием за мои грехи. Один из моих соседей верил, что он дьявол, а другой говорил, что спасет мир от зла.

Через несколько дней мне подобрали терапию, и я смог вернуться к реальности. Я стал слушать врачей и читать статьи о психозах. Я узнал, что многие пациенты, так же, как и я, уверены в том, что психическое расстройство сопровождается психопатическими проявлениями. Журналисты и писатели необдуманно употребляют слова «психически больной» и «психопат». И люди, далекие от медицины, воспринимают их как синонимы». Например, маньяков вроде Фредди Крюгера называют психически больными.

После психиатрической больницы моя жизнь изменилась. Я вернулся к работе. Я один из немногих счастливчиков, которые любят свою работу. Но моя жизнь сегодня совсем не похожа на прежнюю жизнь. Люди, которые пережили глубокую депрессию, часто теряют веру в себя и в счастливое будущее. В моих галлюцинациях я все время видел тюрьму с монстрами-медсестрами. И мне казалось, так будет вечно.

Психически больные люди не опасны, а толерантное отношение окружающих способствует быстрому выздоровлению

После лечения я с удивлением обнаружил, что все, что я видел, не происходило на самом деле. Мой мозг словно издевался надо мной. Я был героем триллера и проживал эпизод за эпизодом. К счастью, этот ужасный фильм закончился. Я вышел из больницы и стал вести счастливую жизнь, которая совсем недавно казалась недосягаемой. После болезни я стал ценить свою жизнь и возможности, которые она мне дает.

Мне повезло. У меня не было рецидивов болезни с 2014 года. Но у многих людей они случаются регулярно. И неправильное использование и восприятие медицинских терминов в обществе заставляет этих людей стыдиться своей болезни. Из-за чувства вины, которое испытывает пациент, лечение усложняется и затягивается.

Я обращаюсь к людям с просьбой понять и запомнить, что «психически больной» не значит «психопатический, грубый, жестокий и опасный». Психическое расстройство – внутреннее состояние, когда человек воспринимает реальность в искаженном виде. Я призываю СМИ, общественных деятелей и просто неравнодушных людей рассказывать о том, что психически больные люди не опасны, а толерантное отношение окружающих способствует быстрому выздоровлению.

А расскажу-ка я вам, друзья, историю о том, как лежал в самой настоящей психиатрической больнице. Эх и времечко было)
А началось всё с того, что с лихого и беззаботного детства на руках у меня осталось несколько шрамов. Ничего особенного, обычные шрамы, у многих они есть, однако психиатр в военкомате, усатый дядька с хитрым прищуром, усомнился в моих словах о том, что шрамы я получил случайно. «Видали мы вас таких. Сначала шрамы случайно, потом однополчан расстреливаете после отбоя!», сказал он. Прошло две недели и вот я, с десятком таких же псевдосуицидников, направляюсь для окончательного обследования в областную психиатрическую клинику.
На входе в больницу нас подвергли форменному обыску, перетрясли все личные вещи и отобрали весь обнаруженный запрет (колюще-режущие, шнурки\ремни, алкоголь). Сигареты оставили и на том спасибо. Наше отделение состояло из двух частей. В одной находились призывники, в другой зеки, косящие от ответственности. Так себе соседство, не правда ли? С зеками мы почти не пересекались, а из наших самым колоритным персонажем был здоровенный татарин в майке «Nirvana», к которому почти сразу же прилипла кличка «секс». «Секс» был чудным, но безобидным парнем и любил смачно передернуть перед сном. Причём ему были пофигу подколы, просьбы прекратить и прямые угрозы. Не подрочив, «Секс» не засыпал.
Отдельного упоминания заслуживает больничный туалет. Два ничем не огороженных унитаза явно были сверстниками самого здания дореволюционной постройки. Но хуже всего было то, что в туалете постоянно толпился курящий народ. Здесь можно было обсудить коры, попытаться стрельнуть сигаретку, поиздеваться над психами с третьего этажа. Да, над нами располагались настоящие психи и над ними можно было знатно угорать, перекрикиваясь через решётки на окнах. Стрельнуть сигарету было крайне тяжело, ибо от полного безделья все постоянно курили и табачные запасы таяли на глазах, а пополнить их было негде. Заняться было совершенно нечем и когда нас выгнали на субботник, все были крайне рады. Субботник в психиатрической больнице это праздник, ведь в остальные дни на улицу не выпускали. Ах да, туалет. Справить естественные потребности было крайне проблематично, по причине всё тех же курильщиков. Думаете, кто-нибудь выходил? Ага, щас. Со временем, конечно, всё устаканилось, ввели график и сами же свято его соблюдали, но в первые дни это была полная жесть. Те, кто попроще, залазили на унитазы прямо при курильщиках, остальные героически терпели и ждали ночи.
Но ничто не вечно под луной, закончился срок нашего обследования и мы покинули не самые уютные стены психиатрической больницы. Мало кого из парней призвали после этого в армию, большинство получили диагноз «Расстройство личности», что немало попортило им жизнь в будущем. Вот вам и случайные детские шрамы…

Февральским утром я не смогла встать с кровати. Потом весь день, вечер, ночь и следующим утром. А потом и другим. Со мной случилась депрессия - впервые за три года.

Текст: Людмила Зонхоева

Я была в таком состоянии, что помощь мне нужна была незамедлительно - здесь и сейчас. Те же друзья, которые несли мне таблетки, советовали своих специалистов. Но их минус был в том, что к ним все по записи, и на вопрос, какое ближайшее время, которое они могут мне уделить, я слышала классический ответ: «На следующей неделе в четверг вечером вас устроит?» Не устроит, я не доживу.

У одной из моих коллег мама - психотерапевт, я созвонилась с ней, всё рассказала, и она решила, что мне необходима фармакологическая помощь, сразу дала телефон психиатра и отрекомендовала меня ему. Таким образом, наконец я оказалась на диване у психиатра.

Рассказала всё то, чем я уже с вами поделилась (ну, чуть больше), психиатр перекинул ногу на ногу, задал несколько уточняющих вопросов и сказал, что мне необходима госпитализация. Я с ним согласилась. Врач достал телефон, позвонил заведующей отделением психиатрической больницы, уточнил о наличии места, завершил звонок и ответил мне: «Ну что же, собирайте вещи, завтра в девять утра вас ждут в больнице».

Больница

16 марта 2016 года, среда. Психиатрическая клиническая больница № 3 на Матросской Тишине в Сокольниках. Через забор - следственный изолятор. Жёлтое здание построено в конце XIX века и сразу отдано под психбольницу. Место с историей.

В больницу меня провожал друг-сосед. В платном (моём) отделении высокие потолки с арочными сводами, в коридоре сидит Паша-шизофреник, который через каждые полминуты повторяет: «Да-да-да-да-да» (как-то раз он сказал мне, что мне здесь не место, «это всё какая-то болезнь и большой-большой секрет»).

Завотделением удивлённо переспросила: «Вы на себя составляете договор?» - обычно пациентов кладут родственники или другие близкие. Стоимость «проживания» в сутки в одноместной палате составляет 5 100 руб. Меня положили на две недели.

Меня заселили в седьмую палату, через стенку - пока пустая шестая, мы делим один отсек. Окно открывать нельзя. В палате телевизор, холодильник, свой душ и туалет - больше похоже на номер в очень дешёвом отеле, если бы не камера видеонаблюдения. На улицу выходить нельзя. Совсем нельзя.

У меня забрали нож, ложку, вилку, тарелку, кружку и станок для бритья. В обмен мне выдали полотенца, жидкое мыло и шампунь. Так началась моя новая жизнь.

В нашем платном отделении лежали пациенты разного пола и с разными диагнозами: от невроза до шизофрении. Возраст - от 20 до 75 лет. Первую неделю я с другими не знакомилась: сталкивалась в коридорах и курилке (курить можно было в общем туалете для пациентов, где иногда справляли нужду шизофреники, другие предпочитали свои, в палатах).

Как-то раз ко мне в палату зашел большой мужик в больничной пижаме в клетку, протянул руку и отрекомендовался: «Дима-Колобок». В подтверждение прозвища потряс пузом перед моим лицом. Спросил, что я читаю. «Флобера», - ответила я. «Пифагора?» - переспросил он. Потом Колобок катался по коридорам и орал: «Я король!»

20-летний парень из шестой палаты постучался и спросил: «Это был завтрак? Или ужин? Милая, я во времени потерялся». Оказалось, что он пустился паломничать и добрался из Коми до Адлера автостопом. Поскольку путешествовал он без документов, в Адлере его задержали и вернули родителям, которые решили положить его в больницу.

Познакомилась я с некоторыми своими соседями на сеансе групповой терапии (так называемой предвыпускной, на ней готовят, как жить со своим заболеванием после госпитализации). Шизофреник, который рассказывал байки о том, как в прошлой жизни был светским журналистом. Азербайджанец, попавший туда после ссоры с родителями. Дед с депрессией. Набожная дама с шизофренией, учит детей в воскресной школе рисунку и архитектуре. Студент исторического факультета с социофобией. Парень с ходунками (перелом пятки после падения из окна). Девочка с родовой травмой, пыталась покончить с собой. Девушка с психозом из Петербурга, которая недавно родила, снимает документальное кино. Семейный психолог с расстройством личности.

Ко мне ежедневно заходил психиатр. В силу того, что он молод, я ему не особенно доверяла. Сначала выслушал историю моей жизни и заявил, что я бодро и весело живу. Затем интересовался моим самочувствием. Проблема в том, что мне никак не могли подобрать антидепрессанты: у меня были кошмарные сновидения после вальдоксана и амитриптилина; после миртазапина были скачки настроения и неадекватное восприятие пространства (двери казались более выпуклыми, чем они есть).

Почти каждый день приходила психотерапевт. С ней беседы были более расслабленные, чем с психиатром, не обо мне: «Людмил, а знаете писателя Дмитрия Быкова, которого я бы охарактеризовала как синтоноподобный шизоид?» На один из сеансов она принесла альбом Третьяковской галереи и показала работы Сурикова: «А так рисуют люди авторитарно-напряжённого характера. Эпилептоидный тип личности».

В середине моего «срока» я прошла беседу с завкафедрой психиатрии всей больницы для уточнения диагноза. По факту это экзамен с комиссией из пяти экспертов: на протяжении часа рассказываешь незнакомым людям о том, как тебе плохо, и отвечаешь на их каверзные вопросы вроде: «А вы не терялись в детстве? В магазине, например?» По итогу беседы невропатолог выписала мне фенибут.

В один из последних дней я прошла психологическое обследование. В основном оно направлено на выявление шизофрении: разложите карточки с рисунками по категориям, совместите категории и оставьте всего четыре; назовите общее и различное между двумя вещами. Одна из отличительных черт шизофрении - недостаточная ассоциативная реакция. Идеи и слова, которые должны быть связаны по аналогии в мозгу пациента, не соединяются, и наоборот, соединяются те, которые у нормальных людей совершенно не ассоциируются друг с другом. Но был и простой тест на исследование личности «Нарисуй несуществующее животное».

Я сдала все анализы, прошла ЭКГ и энцефалографию, была у гинеколога, лора, терапевта, окулиста. Мне сделали рентген носовой полости и грудной клетки для того, чтобы вылечить кашель. Меня водили по обследованиям через другие отделения, где общие палаты и процент страшных диагнозов выше, чем в платном. Это было страшно.

Первые двое суток я отсыпалась, потому что мне усиленно давали феназепам и мощную капельницу (что в ней было, я не знаю). За последующие почти 12 дней в больнице я отвечала на срочные звонки по работе, консультировала по почте, отредактировала пару текстов, прочитала около 12 книг и поправилась на три килограмма на плохой еде. В воскресенье, 20 марта, друзья мне принесли краски и бумагу, и в перерывах между чтением я рисовала (телевизор почти не смотрела).

Родителям о том, что я лежу в больнице, я не стала сообщать. Но меня практически ежедневно навещали друзья. С работы прислали букет цветов, а при выписке домой - гигантского картонного кота.

На больнице моё лечение не закончилось: там меня вывели из критического состояния. Ряд препаратов мне придётся принимать на протяжении шести месяцев, плюс должна вестись параллельная работа с психиатром и психотерапевтом. Должно пройти время, чтобы можно было выяснить, выздоровела ли я до конца.

Интервью: Екатерина Базанова

МОИ ДНИ ПРОХОДЯТ В ОКРУЖЕНИИ ЛЮДЕЙ С ШИЗОФРЕНИЕЙ , биполярным аффективным расстройством и олигофренией. Я медицинский психолог в реабилитационном отделении московской психиатрической больницы - и эта работа идеально мне подходит.

Мои планы на будущее несколько раз радикально менялись: модельный бизнес, журналистика, немецкий язык, звукорежиссура - в итоге диплом о высшем образовании я получила по специальности «психолог». Мне хотелось помогать людям, попавшим в экстремальные ситуации, и работать в МЧС - для этого нужно было отучиться ещё год. Просмотрев профильные программы по нужной специализации, я выбрала ту, что предлагал Московский институт психоанализа. Там сразу предупредили об обязательной практике в психиатрической больнице - пугающая перспектива. Что я к тому моменту знала о психиатрических больницах? Только то, что показывают в кино: агрессивные убийцы, одержимые дьяволом, полуживые тела с пустыми глазами - классика американских ужастиков пронеслась перед глазами.

Перед первой субботней практикой я почти не спала и несколько раз переглаживала белый халат. В то осеннее
утро у входа в психиатрическую больницу собралось примерно пятьдесят студентов. От проходной до корпуса
я передвигалась чуть ли не перебежками и старалась держаться как можно ближе к остальным. В актовом зале специально села в третий ряд, чтобы хорошо видеть происходящее и в то же время не быть слишком близко
к пациенту, которого вот-вот должны были привести. Преподаватель объяснил, что на всё происходящее мы должны реагировать максимально спокойно. Никаких комментариев. Смотрим, слушаем и конспектируем.

Женщина говорила о своей семье, признавалась, что ужасно скучает по детям. Когда её увели в палату, патопсихолог сказал, что это яркий пример бреда

Я ждала кого-то стереотипно «ненормального», кто будет бросаться на людей, раскачиваться, валяться по полу и закатывать глаза. И была совершенно обескуражена, когда в сопровождении патопсихолога - специалиста по патологиям мышления - в зал вошла совершенно обычная на вид женщина в халате, накинутом поверх больничной пижамы. Аккуратная, с приятным голосом. Если бы я встретила её при других обстоятельствах, в метро или магазине, никогда бы не подумала, что с ней «что-то не так».

Пациентка спокойно и подробно отвечала на вопросы патопсихолога. Он спрашивал её о самочувствии и просил выполнить разные задания, которые выявляют нарушения мышления. Временами её заносило в пространные рассуждения о смысле жизни - но с кем не бывает? Женщина говорила о своей семье, признавалась, что ужасно скучает по детям. Когда её увели в палату, патопсихолог сказал, что это яркий пример бреда при шизофрении: всё, о чём пациентка так искренне и подробно рассказывала, оказалось стопроцентным вымыслом. У женщины в больничной пижаме, как значилось в её истории болезни, вообще не было близких родственников.

Жизнь с заболеванием

Как живут взрослые люди с психическими заболеваниями, с которыми я сталкиваюсь в работе? Их жизнь проходит примерно по такому сценарию: состояние острого психоза, госпитализация, выписка, возвращение домой, ежедневный приём лекарств. Психиатр ставит диагноз и отвечает за медикаментозное лечение, медицинский психолог занимается реабилитацией и следит за состоянием человека. В лучшем случае у пациента наступает ремиссия, но чаще всего после временного облегчения случается рецидив и круг замыкается. Во время обострения пациент находится в больнице в среднем три недели; всё остальное время он наблюдается в диспансере. Через месяц после начала практики меня позвали работать волонтёром в одном из них.

Мы с пациентами много разговаривали - им ведь катастрофически не хватает общения. Порой они
по три раза рассказывают, как доехали до диспансера
и что видели на улице. Самый обычный бытовой разговор
с психологом для многих - спасение и единственная возможность пообщаться с другим человеком.
Ни малейшей агрессии я не замечала - бояться их было бы просто нелепо. Я видела перед собой очень одиноких людей, с которыми случилось страшное: их собственный разум отказал им и лишил возможности жить полной жизнью. Общество от них отвернулось, как от
прокажённых. Родственники, друзья, за редким исключением, стали избегать. Ни капли поддержки. Тотальное одиночество.

Я видела перед собой очень одиноких людей, с которыми случилось страшное: их собственный разум отказал им и лишил возможности жить полной жизнью

Пациенты знают, что с ними «что-то не так», видят, что это вызывает у окружающих страх и даже отвращение, поэтому начинают считать себя плохими. Общество навязывает им чувство вины и усложняет сам процесс лечения. В 95 % случаев, когда человек начинает вести себя не так, как обычно - считает белые стельки в ботинках, слышит голоса, не может сконцентрироваться на разговоре или говорит неразборчиво, так, что его не могут понять окружающие, - родственники игнорируют проблему до последнего. Сам человек за медицинской помощью не обращается. Ситуация становится критической. В итоге пациент пытается себя покалечить, покончить с собой или не может избавиться от галлюцинаций и навязчивых мыслей. Тогда ему вызывают скорую, которая и увозит его в больницу в состоянии острого психоза. Это классический сценарий для больных шизофренией.

При биполярном аффективном расстройстве всё выглядит иначе. Хорошо помню одну из первых пациенток с этим диагнозом в моей практике. Девушка только что пережила маниакальное состояние, когда её сознание разгонялось настолько сильно, что она уже не могла закончить дело или договорить одну фразу. Её разрывало от количества идей, желаний, предположений. В таком состоянии люди делают огромные спонтанные траты, отправляются в незапланированные поездки, берут кредиты. У них отключается чувство ответственности. Пациентка с биполярным расстройством, о которой я говорю, уже приняла первую дозу замедляющих сознание лекарств, но всё ещё оставалась невероятно «быстрой»: бросалась складывать оригами, рисовать набросок для татуировки, курить, искать специальную бумагу. Нередко люди с биполярным аффективным расстройством скучают по маниакальному состоянию, особенно когда переживают противоположную стадию - депрессию.

Правила общения

Работать в психиатрической больнице в качестве штатного клинического психолога я начала совсем недавно, когда закончились годовая практика и волонтёрство. Главная моя обязанность сейчас - диагностика. Я общаюсь с пациентами и разбираюсь, в чём именно состоит нарушение мышления в том или ином случае, чтобы психиатру потом было легче поставить диагноз. Плюс веду разные тренинги, которые помогают пациентам комфортнее контактировать с окружающим миром. Современная психиатрия пришла к тому, что многие заболевания, которые раньше лечили исключительно медикаментозно, можно частично или даже почти полностью корректировать терапией.

При общении с людьми с психическими заболеваниями медицинские психологи обязаны соблюдать несколько правил. Главные из них: не обсуждать с пациентами их диагноз, сохранять дистанцию и полностью избегать физического контакта. Мы не можем дружить или находиться с пациентами в близких отношениях:
это делает терапию неэффективной. Психолог должен
быть авторитетом, иначе половина тех, с кем он работает, вместо занятий будет требовать пить чай и обниматься.

Принципиально быть эмоционально стабильной.
Я не могу позволить себе выпить или не выспаться перед работой

Один из моих пациентов, например, постоянно пытается целовать мне руки. Шизофрения у него с детства, он всё время представляется разными именами и постоянно слышит в голове детский голос, который ругается матом. Если я хоть раз в общении с ним дам слабину, восстановить профессиональные отношения будет невозможно. Ещё принципиально не испытывать чувство жалости и быть эмоционально стабильной. Я не могу позволить себе выпить или не выспаться перед работой, так же, как прийти расстроенной, раздражённой или плохо себя чувствовать. Пациенты всё это моментально считывают, и установить с ними контакт становится намного сложнее.

Я стараюсь чётко разграничивать профессиональную деятельность и повседневную жизнь, чтобы про себя не ставить диагноз всем подряд. За собой я пока этого не замечала, но от старших коллег слышала, что у них есть проблемы с походами в музеи. Профессиональному психологу или психиатру сложно смотреть на картину, написанную в состоянии острого психоза, и спокойно наслаждаться художественным впечатлением без того, чтобы начать анализировать ментальные особенности автора.

Буквально через несколько недель волонтёрства я отказалась от идеи пойти работать в МЧС и решила остаться в психиатрической больнице - оказалось, что я идеально для этого подхожу. Пациентам со мной комфортно, они быстро открываются, а я интуитивно налаживаю контакт. В нашем деле главное - желание и много практики. Грустно, что у большинства пациентов хроническое состояние: они выписываются, но через какое-то время возвращаются в больницу. Иногда кажется, что есть серьёзные положительные сдвиги, а буквально через неделю болезнь снова побеждает.

Заведующий нашего реабилитационного отделения - настоящий фанат своего дела. Благодаря ему в больнице пациенты, кроме обязательной терапии, могут заниматься живописью, лепкой, танцами, посещать театральную студию и экскурсии. Ведут эти активности штатные психологи, которые понимают специфику пациентов и то, как они воспринимают реальность. Но даже постоянное внимание и эффективная терапия не всегда могут гарантировать выздоровление.

Новость о том, что я работаю в психиатрической больнице, сто процентов собеседников воспринимают остро. К вопросам типа «А ты не боишься заразиться?» или «А их там хотя бы связывают?» я научилась относиться философски. Лёгкий дискомфорт - ничто в сравнении с кайфом каждый день помогать людям, которые в этом очень нуждаются.

Допустим, вы проснулись от незнакомого шума в совершенно незнакомой для себя обстановке. По виду пижам на таких же, как вы, людях и белым халатам на «не таких же, как вы», к вам приходит понимание, что вы находитесь в больнице. Ну а по виду и поведению привязанного к койке соседа, начинаете догадываться, что больница эта психиатрическая .

Ради эксперимента, придите завтра в приёмное отделение психиатрической больницы и попытайтесь симулировать больного. Уверяю, у вас не получится. (А если и получится — мы не виноваты и подстрекательством не занимались. прим. редактора. ) Дело в том, что в такой науке, как психиатрия , есть чёткие критерии для каждого психиатрического диагноза. И даже если вы прочитаете о них в Интернете, то всё равно обречены на неудачу. Объясню почему. В общесоматической медицине, все заболевания имеют три исхода:

• Выздоровление
• Хронизация болезни с улучшениями и обострениями
• Смерть

В психиатрии к этим трем добавляется ещё один четвёртый критерий — личностный дефект . Именно его и выявляет врач психиатр, сопоставляя ваши рассказы с рассказами тех, кто вас привёз, и клинической картиной.

Что такое личностный дефект ? Представьте себя алкоголика, который «завязал». Вы без труда определите такого человека, даже если не являетесь инспектором отдела кадров. Или вспомните, что среди вашего окружения есть люди «со странностями». Когда врач ежедневно общается с такими пациентами, он интуитивно выявляет больных людей, даже если на момент осмотра они кажутся «нормальными». Так что симулировать психически больного практически невозможно. (речь идёт, разумеется, о нормальной ситуации, когда врачи серьёзно к своим обязанностям подходят. прим. редактора ) Поэтому задумайтесь над вопросом « ?», прежде чем «качать права».

Давно прошли те времена, когда психиатрия была инакомыслящих или неудобных людей. С 1992 года в России действует закон «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при её оказании». Это значит, что тот, кто поместил вас сюда, несёт за это уголовную ответственность. Если вы считаете, что находитесь здесь по ошибке, то вот вам несколько полезных советов.

Первое. К вам рано или поздно должен подойти врач или вас приведут к нему в кабинет. Спокойным голосом спросите его фамилию, имя и отчество, а также поинтересуйтесь названием больницы, номером и профилем отделения. Это даст понять врачу, что вы не помните обстоятельств госпитализации и, соответственно, не могли дать на это своего согласия. Если врач уверяет, что вы сами просили вас «полечить» и подписали согласие на госпитализацию, то попросите его показать вам это согласие. Не удивляйтесь, увидев в документе подпись, похожую на вашу. Если вы уверены, что это написано не вами — прямо скажите врачу об этом. Врач будет задавать вам вопросы. Некоторые из них покажутся странными, а некоторые обидными. Ради примера:

Какое сейчас время года? День недели, месяц? Где вы находитесь? Назовите ФИО ваших родителей. Чем вы занимаетесь, какое учебное заведение закончили и кем работаете в настоящее время? Что вы делали вчера? А неделю назад? Ну и так далее.

Это в идеале. На самом деле, врачу не важно, ЧТО вы говорите. Важно КАК вы это говорите и совпадает ли ваш рассказ с рассказами тех, кто вас сюда доставил. Подумайте сами — если вы нигде не работаете и пропиваете мамину пенсию, от вас исходит запах перегара, и вы постоянный клиент кабинета , то о чём с вами можно говорить? В психиатрии вообще не слушают, что вы говорите. В этой науке сопоставляют ваши слова с вашими делами. Так что повторю еще раз, посмотрите на себя и свою жизнь критически, прежде чем «качать права».

Но бывает и по-другому. В моей практике был случай, когда женщина, делая ремонт в квартире и надышавшись краской, «словила» самый настоящий психоз. Галлюцинации прекратились, как только прекратилась ингаляция токсического вещества. Женщине оказали помощь и выписали с нейтральным диагнозом на следующий день.

Второе. Пациент психиатрического стационара подписывает в самом начале своего пребывания в нём два информированных согласия. Первое — согласие на госпитализацию, а второе — согласие на лечение. Если вы считаете что находитесь здесь по ошибке, то не подписывайте никаких бумаг. В этом случае, врач обязан будет вызвать судью из городского суда для вынесения постановления о недобровольной госпитализации. На это у врача есть не более чем 72 часа от момента госпитализации. Когда прибудет судья, вас вновь пригласят в кабинет врача. В нём, помимо уже знакомого вам врача, будут присутствовать и другие врачи. Например, тот доктор, который «вас положил» или врач диспансера, выписавший направление на госпитализацию, заведующий отделением и заместитель главного врача по лечебной работе. Спокойным голосом поинтересуйтесь, как зовут судью, и попросите показать служебное удостоверение. Скажите судье, что считаете вашу госпитализацию незаконной. Также заявите о насилии со стороны персонала по отношению к вам, если оно имело место. Не нужно подозревать в сговоре врача и судью. Даже если ваши родственники и заплатят кому-то из врачей, то судья не захочет рисковать своей зарплатой и служебным положением ради сиюминутной выгоды. Или вы и вправду так высоко себя цените?

Третье. Если судья посчитает, что ваша госпитализация законна и обоснована, то приготовьтесь к тому, что пребывание в больнице будет долгим. И даже после выписки доказать что-то или оспорить будет практически невозможно. Но не отчаивайтесь. Выписка неизбежна в любом случае. Попросите у врача документ, который называется «выписка из истории болезни». Также попросите предоставить вам возможность ознакомиться с записями в истории болезни. Если вам трудно разобрать почерк врача, просто сфотографируйте все листы «истории» или потребуйте ее ксерокопию. Если вам отказывают в этом, то обратитесь с заявлением на имя главного врача в администрацию больницы. Вы имеете на это право. С выпиской и «историей болезни» отправляйтесь на кафедру психиатрии при медицинском ВУЗе. Попросите вас обследовать и дать заключение о вашем психическом здоровье людей, имеющих ученую степень. Если они сочтут вас вменяемым и не будут согласны с диагнозом лечивших вас врачей, то вы с этим заключением будете обращаться в суд с обвинением в незаконной госпитализации и в прокуратуру с заявлением на судью. Пусть эта мысль согреет ваш помутившийся разум, хотя в моей практике такого никогда не встречалось.

Ну и, в-четвертых, открою вам профессиональную врачебную тайну. На вас всем глубоко наплевать. Начиная от санитарок и заканчивая судьей с профессорами. Врач думает только о том, чтобы соблюсти протокол обследования и лечения. Одним больным больше, одним меньше. Так как после этой работы врач отправиться совмещать в другую больницу, а на следующий день ему вновь на работу, ну и так далее. Поэтому никто не будет удерживать вас вопреки закону. Никому неохота за вас нести ответственность. Санитарки тоже думают, о своих санитарских делах и мечтают о том, чтобы вы не били ее ногой по голове, когда она моет полы рядом с вашей кроватью. Медсестры мечтают поскорей уйти домой и забыть «этот дурдом». Судья и профессор думают, «как бы с вами не «накосячить». Так что успокойтесь и попробуйте подумать о том, что может быть вы здесь и не случайно?

Здоровья вам выживальшики не только телесного, но и душевного!